Котельная
Мегионскиц вечер или попросту конец рабочего дня. Выхожу из корпуса с душной аудиторией и жадно ноздрями втягиваю воздух. Он неожиданно тёплый для января и ожидаемо влажный для местного севера. Знакомые нотки местной котельной снова отправляют меня в путешествие, ослепив попутно ярким флешбеком, по закоулкам памяти.
Вот я еще ребёнок сижу и жду, когда отец придет домой. Работал он с 8 утра и до 6 вечера, а, значит, вставал в 6, а приходил уж к 7 вечера, а то и позже. И зимой он еще часа два проводил на улице, чтобы натопить котельную в нашем Тимирязевском домике. Натопить так, чтобы хватило до утра. Чтобы не приходилось далеко за полночь танцевать босыми ногами на ледяном полу по пути на кухню или в туалет. Хотя в этом был определенный колорит - в остывающем доме укутаться в два одеяла и сладко засыпать, высунув лишь нос и используя его, как детектор холода.
Как бы то ни было, отец часами топил нашу неказистую котельную на угле, а в особые морозы и до ночи ходил, скрипя снегом под чунями. А еще он мечтал, что когда то нам проведут газ. Да, так мечтал, что в самой богатой газом стране и у нас будет газ. Газ на улицу Октябрьская пришел, как раз к тому времени, когда Альцгеймер практически полностью изъел его память и, конечно, поглотил воспоминания о мечтах, как самое сладкое, на десерт.
И вот, он, отец, приходил домой и пах углем и морозом. Причем уголь настолько сильно вгрызался в его куртку, что она словно костенела, а храните с другими вещами ее не было возможности. Но я помню момент яркого запаха угля именно потому что отец приходил домой, что-то рассказывал и всегда внимательно смотрел вести, обстоятельно. От корки и до корки. По первому каналу. Так и было. Ужин, мои «Спокойной ночи, малыши» и его «Вести», под которые я уже благополучно дремал в натопленном доме.
Вот я уже студент. Отец после очередной химии. Зима. И уже я топлю котельную, чтобы зимой было дома тепло. Отца не пускаю, ругаюсь. Молотком раскалываю крупные куски угля и с полным ведром из стайки или в котельную. От топки пышет горячим горелым угольным смрадом, отвратительным и приторным. Но стоит выйти на мороз, как чувствуешь уже его охладившиеся и такие приятные нотки в воздухе, а также отмечаешь черную тушь сажи на снегу недалеко от котельной. Хожу, топлю, почищу снег, зайду в баню, там ждёт горячий травяной чай с медом. Все также собранный отцом и по его рецепту сваренный. Беру старую книжку с полки, наугад, и читаю. А когда уже темнота окутывает двор и только окна дома маячат, когда я точно знаю, что дома тепло - иду туда. Повторение лекций, подготовка к семинарам, недолгие разговоры с родителями, боятся меня отвлекать. А мне, студенту второго курса, кажется, что я так много знаю и что мои старики меня ничем уж не удивят. Но это не плохо, все так думают, взрослея. А дома все также тепло. Тепло, как и когда отец топил котельную.
2016й. Я стою на машине возле нашего разрушенного дома в Тимирязево, горестно усмехаясь на
аляповатые желтые трубы, которые червяками протягиваются к домам и наконец-то придают голубое топливо жертве ради тепла и уюта. Выхожу из машины и жадно втягиваю декабрьский воздух. И снова знакомый аромат. Резкий, разрезающий сухой морозный воздух запах, который хочется втягивать не останавливаясь тотемом лёгких. Словно боишься, что не надышишься, что он ускользнет. Ээээ, брат, змий голубой - тебе не сравнится с таким неэкологичным углем, ты бесцветный, безвкусный, просто пресный и пустой. Отрабатываешь свою роль, наполняя карманы недропользователей.
Но я чувствую запах угля! Сожженного, превратившегося в сажу, тепло м этот аромат. Значит, все еще кто-то топит углем. Значит, кто-то хочет тепла в доме, значит где-то осталась эта простая и в тоже время особенная забота, значит где-то яркие споры и задушевные разговоры за семейным столом.
…
Значит уже 2,5 года нет отца, полгода - матери. Сколько не топи - холодно.
